реки после молевого сплава. На снимке Валентин сталкивает на воду бревна, оставшиеся на берегу после половодья и сплава.

В новом общежитии вместе с нами жили и студенты из стран «народной демократии», т. е. стран, из которых мы выгнали немцев и установили послушную нам власть. Подружились с брюнетами болгарами, которые зимой ходили без головных уборов, и венграми, которые, как-то приехав после каникул, с гордостью поделились новостью с том, что и у них в Венгрии, как и у нас, ликвидировали дома терпимости. Вслушайтесь в название – дома, где женщина должна за деньги терпеть.

Общежитие было рядом со старым кладбищем. Кладбище летом служило нам местом подготовки к экзаменам. Это была читалка под открытым небом. На кладбище много дореволюционных скульптурных надгробий, большая часть из них повреждена, а от поздних захоронений остались только холмики. Вокруг кладбища сплошь студенческие общежития: сельхоз., университет, два наших, экономистов и еще каких-то. Из этих общежитий летом жильцы устремлялись на свежий кладбищенский воздух. На некоторых постаментах от памятников были надписи: «Не занимать – группа такая-то».

Зимой во всех общежитиях устраивали танцы, и все ходили то в то, то в другое общежитие. А летом мы старый «Рекорд» выставляли в окно и включали на полную громкость. Окно выходило на улицу, на противоположной стороне которой тротуар образовывал площадку, и на ней по вечерам танцевали. Во время подготовки к экзаменам в комнате днем пластинки ставили по очереди – по пять пластинок. Нас было четверо, пластинка крутится 3 минуты, и режим получался академический: 45 минут занимаешься, потом 15 минут ставишь пластинки, разумеется, и занимаешься попутно. О том, приятно ли слушать этот гром жителям соседних домов, не задумывались. Мне сейчас хочется мысленно перед ними извиниться.

В нашей комнате постановили, что если любой из нас приходит после того, как в комнате легли спать и потушили свет, то ложиться опоздавший должен не зажигая света. Мишка иногда нахально нарушал порядок, и мы в его голову швыряли стоящие рядом с кроватью туфли или ботинки.

Как-то, по дороге в институт, кто-то из полтавских предложил:

– Поехали ко мне в Полтаву, переночуем, а завтра вернемся. Полтаву посмотрите.

Погода была хорошая, настроение веселое, Полтаву посмотреть захотелось, и мы сели на трамвай, и мимо института поехали на вокзал и в Полтаву.

Заночевали на полу у товарища. Про это узнала Мишкина мать и утром возникла под окном со стороны улицы. Нам она видна не была. Мы слышали только её голос:

– Мишка, пферд проклятый….

Она его ругала за то, что он что-то из её посылки в Харьков «заныкал» и не передал сестре. Зашли в музей, посмотрели «Полтавскую битву», и вернулись в Харьков.

Жизнь уже стала вполне мирной, прошло три года после войны. Наладилось питание. Харьковские столовые вновь стали прекрасными. Столовых в городе было много. Мясной обед стоил около 5 рублей, но можно было и на два рубля наесться без мяса (на первое борщ на мясном бульоне, на второе какая-нибудь каша и затем сладкий чай с белым хлебом). Стипендия была от 250 на первом курсе до 450 на последнем; т. е. мясом на первом курсе не побалуешься, но и голодным не будешь.

Приезжал в Харьков Хрущев, он был в то время Первым секретарем Украины, прошелся по столовым и ругал руководителей за то, что в столовых мало дешевых и овощных блюд.

В будние дни питались в институтской столовой, а по выходным из общежития любили ходить в диетическую столовую, где были прекрасные мясные шницели, и все было немного дешевле.

В случаях безденежья покупали на базаре кусок грудинки, капустки, картошечки и варили щи. В магазины не заглядывали, так что не знаю, что там было. В нашей комнате родители всем еще присылали, уж не помню на старших курсах по сколько, но не больше стипендии (вроде бы по 300). Учились мы все хорошо и «наказанием» за удовольствие от полученной на экзамене пятерки была обязанность на радостях купить для общего пользования пачку хорошего табака – «Золотое руно» или «Трубку мира». Мишка таких наказаний не заслуживал.

Часто находили повод выпить, но повод был обязательно. По «черному» никто из нас в рот не брал. Выпивка была не удовольствием от водки, а удовольствием от развязывания психологических пут в общении.

Если без праздничного стола, а так – «по малой», то бутылка на двоих, а может и на четверых – как придется.

Было однажды и так: провожают меня на каникулы. Кто-то раньше уехал, кто-то позже поедет. Вовка вышибает пробку из бутылки ударом руки по дну. Пробки были настоящие, из коры пробкового дерева, залитые сургучом; с белой головкой – московского разлива, с черной головкой – местного разлива. После двух ударов дно отваливается, а его рука по инерции бьет по оставшейся части бутылки. Так что я на вокзал, а Вовка в пункт скорой помощи на Пушкинской.

Если собирались по поводу праздника с девчатами, с праздничным столом, то по бутылке на парня и сколько-то вина на девчат.

Было в нашей комнате и особое торжество. Витя с Володей на кладбище нашли себе невест. Свадьбу Виктора с Симой играли в нашей комнате. Я на свадьбе танцевал вприсядку, одновременно отбивая ритм алюминиевыми ложками, и так старался, что на пальцах содрал кожу почти до крови.

Многолюдные сборища непременно сопровождались нашим пением. В техникуме в Грозном пели Донские и Кубанские казацкие песни, в Харькове и казацкие, и украинские, и русские народные:

Ой, на, ой на горе тай жинцы жнуть,

А по пид горою яром долиною казаки йдуть.

Гей долиною гей, гей

Широкою казаки йдуть

Рэвэ тай стогне Днипр широкий,

Сердитый витэр завыва….

До долу вербы гнэ высоки

Горами хвылю пидыма

Распрягайте, хлопцы, коней, та лягайте спочивать,

А я пиду в сад зеленый, в сад криниченку копать….

Уж забыл все, помню только отдельные строчки:

Ой ты Галю, Галю молодая,

Пидманули Галю, забрали с собою….

По над лугом зеленэньким….

И русские:

Степь да степь кругом….

Бежал бродяга с Сахалина….

Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…

Еще какие-то. Были, вероятно, и военные песни, но не помню.

Горланили мы и озорные студенческие песни:

Коперник целый век трудился,

Чтоб доказать земли вращенье,

Дурак!

Он лучше бы напился,

Тогда бы не было сомненья.

Куплеты про других дураков уже забыл. А, еще: «Колумб Америку открыл, страну чудесную такую, дурак, он лучше бы открыл на нашей улице пивную».

Несколько строчек помню про студенческие веселья:

От зари до зари

Чуть зажгут фонари

Все студенты по улицам шляются.

Они песни поют,

Они горькую пьют,

И еще кое-чем занимаются.

Через тумбу, тумбу раз,

Через тумбу, тумбу два

И еще кое-чем занимаются

А Владимир Святой

С колокольни большой

На студентов глядит улыбается,

Он и сам бы не прочь

Прогулять с ними ночь,

Да на старости лет не решается.

Через тумбу, тумбу раз,

Через тумбу, тумбу два

Да на старости лет не решается.

Но соблазн был велик, и решился старик,

С колокольни своей он спускается.

Он и горькую пьет,

Он и песни поет, и еще кое-чем занимается.

Через тумбу, тумбу раз,…………………………

А Архангел Гавриил

Все на небо доносил

Что Владимир Святой совращается,

Он де горькую пьет,

Он де песни поет и еще кое-чем занимается.

Через тумбу, тумбу раз

…………………………